Так кто же они: преступники или правозащитники?
Власть и правозащитники. Отношения тех и других испокон веков складывались по-разному: «клеймённый, но не раб», «грудь в крестах - и голова в кустах», статья 58 и 9 граммов свинца, вынужденная эмиграция, тюремное заключение и другие изощрённые методы подавления свободы.  
Некрасовский персонаж Григорий Добросклонов и диссидент, академик Андрей Сахаров – хрестоматийные примеры, в отношении которых были применены «приёмы подавления» ИНАКОМЫСЛИЯ, ИНАКОДЕЙСТВИЯ. Первому судьба готовила «путь славный, чахотку и Сибирь», второму - эзоляцию от общества в Нижнем Новгороде. Вспомните, как улюлюкали и топали ногами депутаты в Москве, когда академик Сахаров пытался протестовать против ввода советских войск в Афганистан. Через несколько месяцев эти же люди стояли с поминальными свечами у дома Сахарова, когда вся Москва провожала в последний путь правозащитника с мировым именем. В истории человечества ещё не было случая, чтобы правозащитник, преследуемый на родине, удостаивался самой высокой международной премии. На днях стало известно, что Нобелевская премия мира за 2010 год присуждена отбывающему тюремное заключение китайскому правозащитнику Лю Сяобо за «длительную ненасильственную борьбу за фундаментальные права человека в Китае». Об этом объявил в пятницу в Осло Норвежский нобелевский комитет.
Нобелевская премия мира является одной из пяти, завещанных шведским промышленником Альфредом Нобелем более 100 лет назад. Церемония ее вручения проходит ежегодно в Осло 10 декабря - в день кончины основателя награды.
В своем завещании, написанном в Париже 27 ноября 1895 года, Альфред Нобель распорядился создать фонд, проценты с которого будут выдаваться в виде премии тем, кто в течение предшествующего года принес наибольшую пользу человечеству. Указанные проценты, в соответствии с завещанием, делятся на пять равных частей, которые предназначаются для поощрения открытий в области физики, химии, физиологии или медицины, литературы и особый вклад в дело мира. Сумма Нобелевской премии мира в 2010 году составляет 10 миллионов шведских крон (около 1 миллиона евро). Лю Сяобо 54 года. В 1989 году он принял участие в волнениях на площади Тяньаньмэнь в центре Пекина, после чего находился под пристальным вниманием китайских властей. После подавления беспорядков, по данным правозащитников, он провел в тюрьме около 20 месяцев. В июне 2009 года агентство Синьхуа сообщило, что Лю Сяобо арестован по обвинению в «организации в последние годы агитационных действий, направленных на подрыв государственной власти и свержение социалистического строя». По некоторым данным, он был арестован еще 8 декабря 2008 года. Также сообщалось, что Лю Сяобо - один из авторов так называемой «Хартии 08» - открытого письма к властям Китая с требованием соблюдения прав человека и проведения политических реформ. Хартию подписали более 300 общественных деятелей и борцов за права человека в стране.
В декабре 2009 года китайский суд приговорил правозащитника и писателя Лю Сяобо к 11 годам тюрьмы за попытку свержения государственного строя. Действия китайских властей в отношении Лю Сяобо неоднократно становились предметом полемики между Китаем, США и другими западными странами, требующими освобождения правозащитника. На все подобные заявления МИД КНР однозначно отвечает, что действия компетентных органов в отношении правозащитника лежат в русле китайских законов. «Китай твердо придерживается защиты свободы слова, но пользоваться этой свободой необходимо в рамках действующего законодательства», - заявила в сентябре официальный представитель МИД КНР Цзян Юй в ответ на просьбу прокомментировать нынешнее положение правозащитника и позицию КНР в отношении его номинации на премию. Узнав о присуждении Сяобо нобелевской премии мира, китайские власти сделали заявление, в котором говорится, что присуждение такой почетной премии противоречит целям, заявленным в декларации Нобелевского комитета, так как лауреат является преступником и находится в тюремном заключении. Заместитель министра иностранных дел и бывший посол Китая в Великобритании Фу Йинг этим летом специально встречался с главой Нобелевского института Гейром Ландестедом и предупреждал его, что такое решение нарушит связи между Пекином и Осло.
Нобелевская премия мира за 2010 год присуждена китайскому правозащитнику Лю Сяобо за «длительную ненасильственную борьбу за фундаментальные права человека в Китае».
Китай далеко. У нас, татарстанцев, на слуху история с бывшим пресс-секретарём бывшего президента РТ Ирека Муртазина. Многие сотрудники газеты «Без проблем» считают, что автор нашумевшей книги о Шаймиеве получил слишком суровое наказание, что статья «о разжигании национальной розни» надумана, а второе «прибавление» срока – это не что иное, как очередное сведение счёта с неугодным и неугомонным человеком, с ИНАКОМЫСЛИЕМ, ИНАКОДЕЙСТВИЕМ. До заключения под стражу статьи Ирека Муртазина мы печатали на страницах газеты, примечательно и то, что я брала у него интервью о свободной прессе. В ближайших планах редакции – посещение Ирека Муртазина в колонии Мамадышского района, естественно, после соответствующего разрешения. А сегодня мы вновь печатаем его статью, вернее, письма, опубликованные в независимой российской «Новой газете» (№ 107 от 27.09.2010 г.)
А в заключении я скажу…
«Бывший пресс-секретарь президента Татарстана Ирек Муртазин: Едва оказавшись в одиночной камере следственного изолятора, сказал себе: «Восприми неволю как… творческую командировку по изучению быта и нравов системы исполнения наказания».
Бывший пресс-секретарь президента Татарстана Ирек Муртазин, осужденный, как известно, по заявлению своего бывшего шефа Минтимера Шаймиева к 1 году и 9 месяцам колонии-поселения, воспринял приговор суда не как наказание: ведь виновным он себя не признал. Журналист Муртазин считает, что его отправили в своеобразную командировку для ознакомления с нашей исправительной системой. Отчет о «командировке» он намерен представить министру юстиции РФ Александру Коновалову — через «Новую газету», в виде серии писем. Строго говоря, это и не письма даже. Предвидя возможное недовольство цензоров ФСИН, осужденный Муртазин сообщает: «Свои письма я вынашиваю в памяти. А отправляю на волю, надиктовав их друзьям и родственникам во время свиданий. Конечно, гражданин министр, мои письма Вам и так не должны подвергаться перлюстрации и отправляться из колонии в течение трех суток (статья 91 УИК РФ). Но мало ли чего…» Начиная публиковать письма из татарстанских колоний-поселений (а Муртазину довелось проводить время уже в двух — в селе Дигитли и в городе Мензелинске), редакция не исключает, что министру юстиции, в свою очередь, захочется надиктовать кому-то из своих подчиненных обстоятельный ответ — не обязательно самому осужденному, можно и в редакцию. Мы передадим
Письмо первое
Гражданин министр! Приношу извинения за обращение «гражданин министр», звучащее несколько гротескно, но я обязан соблюдать «Правила внутреннего распорядка в исправительных учреждениях», где русским по белому записано, что к работникам исправительных учреждений «и другим лицам» осужденные обязаны обращаться со словами «гражданин… и далее по званию либо занимаемой должности».
Пишет Вам, гражданин министр, человек, которого 26 ноября 2009 года вычеркнули из числа людей и внесли в список из 864 тысяч лиц, составляющих «спецконтингент». Ни в одном (!) нормативно-правовом акте, регламентирующем деятельность исправительной системы, мне не удалось обнаружить слов «человек» или «люди». Во всех документах речь идет исключительно о «лицах» и «спецконтингенте».
26 ноября 2009 года Кировский районный суд Казани назвал меня преступником. 209-страничный приговор, зачитывавшийся четыре дня, можно было сформулировать намного короче: население (а особенно население Татарстана) обожает и даже боготворит власть. А прочитав мою книгу «Минтимер Шаймиев: последний президент Татарстана», начинает власть презирать и ненавидеть. А в сознании неразумного населения вызревает вера в существование тотальной коррупции, чиновничьего беспредела, бюрократического произвола и прочих фантасмагорических явлений, не имеющих никакого отношения к Татарстану. Я запретил себе воспринимать неволю как наказание. Едва оказавшись в одиночной камере следственного изолятора, сказал себе: «Муртазин, восприми неволю как… творческую командировку по изучению быта и нравов системы исполнения наказания. Это не мне дали 1 год и 9 месяцев, это исправительной системе дали 1 год и 9 месяцев. А мое дело — наблюдать и запоминать увиденное и услышанное».
И сегодня, гражданин министр, я готов поделиться некоторыми своими наблюдениями. Начну с момента взятия под стражу. Произошло это в зале суда, в день окончания оглашения приговора. Это притом, что осужденные к отбыванию наказания в колониях-поселениях должны добираться в исправительное учреждение самостоятельно. Правда, часть 4 ст.75 УИК РФ оставляет лазейку. «Колонист» может быть взят под стражу в зале суда, если, находясь под следствием, нарушал меру пресечения, если уклонялся от следствия или суда и если у него нет постоянного места жительства в России. Ни под один из этих критериев я не попадал. Более того, в ходе судебного процесса, который длился четыре месяца, суд трижды выносил постановления о перерывах и предоставлении мне возможности выехать в Москву для участия в заседаниях Верховного суда России (к слову, во время одной из поездок мне удалось убедить судей в неправомерности принятия Постановления правительства Татарстана о запрете проведения публичных акций протеста в радиусе 250 метров от зданий судов. И Верховный суд России 11 ноября 2009 года отменил это постановление как не соответствующее российскому законодательству). Так вот, после каждой поездки в Москву я возвращался в Казань и в строго назначенное время приходил в Кировский районный суд. Но, несмотря на законопослушность, меня взяли под стражу в зале суда. Поскольку обвинительный приговор не был для меня неожиданностью, поэтому сразу же после оглашения вердикта была подана кассационная жалоба. Но ее рассмотрения мне пришлось дожидаться 51 день. И дожидаться в тюремном изоляторе. В условиях тюремного произвола. А если бы Верховный суд Татарстана отменил приговор? Получилось бы, что я напрасно томился в казематах? Вариант не такой уж и утопичный. 22 дня меня продержали в одиночной камере. За это время неоднократно приходили «серьезные люди с серьезными намерениями», предлагая признать вину, раскаяться в обмен на свободу. Мол, Верховный суд Татарстана заменит реальный срок на символический штраф. Но мы не договорились. Позволить себе слабость я не мог. Позже, уже после этапирования в колонию-поселение, выявил интересную закономерность. Если человека приговаривают к отбыванию наказания в колонии-поселении и не берут под стражу в зале суда, предписывая ему прибыть к месту отбывания наказания самостоятельно, его кассационная жалоба рассматривается в течение двух-трех недель. Не больше.
Мансур И., приговоренный к 3 годам колонии-поселения по ст. 158 ч. 2 УК РФ (кража), самоконвоем прибыл к месту отбывания наказания и получил кассационное определение через 3 дня после подачи жалобы.
Айрат А. (1,5 года колонии-поселения по ст. 112 УК РФ, умышленное причинение вреда здоровью) дожидался кассационного рассмотрения своего дела 10 дней.
Фаниль З. (3 года колонии-поселения по ст. 228 УК РФ, незаконное приобретение наркотических средств) всего 12 дней надеялся на чудо, оставаясь на свободе.
А вот Михаил П., получивший 3 года колонии-поселения по ст. 159 ч. 1 (мошенничество) за то, что расплатился за покупку 5-тысячной сувенирной купюрой с неброской надписью: «Банк приколов», был взят под стражу и дожидался рассмотрения своей кассационной жалобы 42 дня. За это время его этапировали из Зеленодольска в Казань, из Казани в Чистополь, из Чистополя — обратно в Казань.
Эти вроде бы частные истории позволяют сделать далеко не частный вывод: если «лицо» ждет рассмотрения своей кассационной жалобы в тюремных застенках, суд, как правило, не торопится, откладывая окончательное судебное решение чуть ли не до самого последнего дня (30 суток с момента поступления дела в суд кассационной инстанции). А нередко и превышая сроки, предусмотренные Уголовно-процессуальным кодексом. А если после вердикта суда первой инстанции человек остается на свободе, то кассационная инстанция стремится, как можно быстрее расставить все точки над i. Чтобы свобода не затянулась? Гражданин министр! У Вас же есть право законодательной инициативы, может, похлопочете, внесете в Госдуму законопроект о крохотной поправке в УПК? Поправочке, сокращающей сроки рассмотрения жалоб лиц, находящихся под стражей, до 10 рабочих дней, например. Речь не только о кассационных жалобах. Но и о других обращениях в суд арестантов. К примеру, российское законодательство предоставляет «лицам, содержащимся в следственных изоляторах исправительных учреждениях», право обжаловать действия администраций тюрем и колоний. Но эта норма УИК РФ практически не действует. Сам испытал, когда попытался обжаловать постановление начальника ФБУ КП-17 о водворении меня в штрафной изолятор. Эксперимент не оставил никаких сомнений: право обращаться в суд для арестантов — не более чем декларация. Реализовать это право самому арестанту неимоверно трудно, практически невозможно. Впрочем, гражданин министр, это тема отдельного, более обстоятельного письма.
С уважением и надеждой
на понимание Ирек Муртазин,
осужденный,
содержащийся в ФБУ КП-17.
Село Дигитли,
Мамадышский район, Татарстан» P.S. Действительно, неисповедимы пути Господни; сегодня ты заключён под стражу, а завтра – противозащитник с мировым именем; сегодня ты – сидишь в тюрьме, а завтра – лауреат Нобелевской премии; ещё вчера – «враг народа», а сегодня – депутат, избранный всё тем же народом…
В.А. Князева
|
